Покуда смерть не разлучит нас

Тема:
Автор:Натали Бердникова, Авицея
(По мотивам одноименного квеста в Громовом Утесе)

Мужичонка хлебнул браги, смачно рыгнул и начал неспешно, с прицелом на три, а то и четыре халявных кружки, рассказывать. Говорил ровно, с умело отрепетированными интонациями, явно не в первый раз повествуя свою жалостливую историю.

- Папаша мой был воином его сиятельства, все за свет воевал да за очищение земель от поганой Плети. Я, когда малой был, любил его побасенки слушать, складно так сказывал. Бывало, залезешь к нему на колени и слушаешь, слушаешь. Сестренки в страшных местах повизгивали, а когда папаша Лича изображал, так даже кошка шипела. Да тока редко когда такие тихие вечера выпадали. Очень уж маманька с папашкой грызлись. Все из-за энтих его походов. Он тама подвиги совершал, а маманька тута одна с нами и хозяйством управлялась. Легко ли одной? Золота батя из походов не привозил, добычи особой тоже, все говорил – я за идею воюю, не для наживы, вот погоним Плеть с земель наших, тогда уж житье начнется... Так и жили, пока папашка в походе - тихо да мирно, как возвращался – так скандалы начинались. Эх, золотое беззаботное детство. А как папашку-то в походе убило, так все и началось.
Рассказчик надолго замолчал, отпив из кружки больше половины, и выжидающе оглядел слушателей. Кто-то кивнул служанке, и та поставила на стол новую, полную браги. Мужик оценивающе поглядел на нее и, придвинув поближе, вернулся к истории.
Перво-наперво явился к нам в дом отряд паладинов, принесших гроб с папашиными останками. Соболезнование с казенного свитка зачли, могилку вырыть помогли, плиту надгробную втыкнули и отбыли восвояси. Вот с того дня полезли из земли мертвяки. Сначала они еще свежие были, кого недавно схоронили, не больно-то их спужались, видывали у нас в краях нежить.
Он снова стал хлебать из кружки.
-А я слыхал, бывает такое, ежели воин много нежити положит, то заражается, и апосля смерти сам стает мерзостью эдакой же. Им, шоб не повозвертались, в грудину кол осиновый бъют, да так и хоронят. Встрял один из слушателей.
-Ага-ага, - покивал головой рассказчик. Так видать оно и было, папаньке кол может и вбили, да тока зараза под землей расползлась. И то думали – мож кончится напасть эта, а они все перли и перли, кое-кого уже и задрать успели. Эх, нам бы сразу с того места проклятого уйти, да маманька всё тянула, думала, что переживем….Марика-то, Марика – пустил слезу мужичонка,- сестрица моя средняя, попалась такой твари, та ее и загрызла. Мать Марику сжигать не дала и кол в сердце бить, так схоронила, а Марика возьми и восстань, ночью за нами пришла. Ларка, меньшая сестра дверь Марике отворила, и Марика на нее кинулась, ранила и к нам с маманей потянулась. Мать как увидела, что ее мертвая дочка сестру погубила и ко мне подбирается, схватила со стены топор батянин и Марику-то порешила, будто сила в ней звериная проснулась. К Ларке кинулась, а та уж и хрипеть перестала, разорвала ей Марика горло. Мать в кухню метнулась, прибежала с ножом, Ларке в сердце его воткнула, и ко мне оборотилась. Глаза безумные, вся в крови, думал и меня порешит, умом с горя тронувшись. А она ничего, только обняла меня на секунду и давай вещи в узел связывать.
Ушли мы студова с рассветом ужо. Хотели в Штормград идти свойственникам. Не дошла мамка- то, повстречались мы по дороге с душегубами, убили они мамку, вещи наши поделили, а я сбежать успел. Ничего у меня не осталося сиротинушки, ни дома, ни мамки с папкой... тока вот бирюлька одна.
Он выпростал из под несвежей рубахи веревочку с серебряным медальоном.
-от папаньки осталось,- шмыгнул носом и, размазывая слезы по щетине, вздохнул. Мы ить не бедствовали, бывали добрые времена. Это папка мамке подарил, на свадьбу.
Как я энту нежить ненавижу – с силой грохнув кружкой по столу, расплескал брагу мужичонка.
Ить она, нежить эта, меня без мамки с папкой и сестричек милых оставила. Ну и я не прост, средь добрых людей вырос, спасибочки им, и помогли они мне.
По роже мужика было отчетливо видно что рос он среди разбойников и отнюдь не за спасибо, совершенно шельмовская рожа была, ну да слушателям не до того было. Они уже тоже преисполнились ненавистью на всю нежить.
-Сходили мы с мужиками как-то в село-то наше пропащее, на дом родной поглядеть. И гляжу, у папкиной могилы-то мерзость эта обретается, баба недохлая. Ну мы ее схватили в клетку сунули и теперь, можете на нее поглядеть. Вона наш шатер в окошко видать.
Народ повалил на улицу к криво сколоченному шатру – смотреть гадкую нежить. Она сидела в клетке с изгрызенными прутьями, страшная, тощая, с выпирающими сквозь лохмотья и плоть костями. За посмотр платили по медной монете, а кто хотел палкой потыкать или гнилым яблоком кинуть, за то платили серебрушку. Гнилые яблоки из кадки выдавались тут же.

***
Вор от души приложился к фляге с обманным зельем, накинул поглубже капюшон и шагнул за ворота Штормграда. Капюшон, по жаркому времени можно было и не натягивать, однако Итммар выглядел сейчас как престарелый маг, который остался валяться в кустах при дороге (ничего, полежит в тенечке часа два – очухается). А знакомые мага, в городе могли оказаться совершенно некстати.
Дело надо было сделать быстро, заказчик платил только за своевременно доставленный товар, зелья же осталось совсем немного - на донышке, второй попытки не будет. Карту Штормграда он приблизительно помнил и теперь прикидывал, каким бы переулком потише добраться до цели. Впереди была нарядная главная площадь полная не в меру ретивых стражников и веселых гуляк. В городе был праздник. Зелье иллюзии штука не слишком надежная, лучше поостеречься. Итммар уже почти обошел опасную площадь, когда до него донеслись совершенно отчетливые крики « Будьте вы прокляты, будьте вы все прокляты!». Вор остановился в недоумении. Проклятие нежити, среди прочего, лишало дара понимания человеческой речи, и выучиться заново никто так и не смог. Так что сначала Иттмар подумал, что он чудом овладел человеческой речью, но затем понял, что кричит немертвая. Тихий, безлюдный проулок змеился впереди, опасная людная площадь с балаганами осталась позади. Вор переступил с ноги на ногу и уверенно повернул назад. Во-первых, своих нужно выручать
А во- вторых, что такое немертвому попасть в руки к живым, он знал по себе.
О своей человеческой жизни вор не помнил практически ничего, даже те смутные образы, которые время от времени всплывали в его памяти трудно назвать воспоминаниями, так.. сны о снах. Ему повезло стать отрекшимся, и с этого момента он помнил себя более – менее ясно. Из старой нежизи в рядах плети остался только один эпизод, последняя жертва, последний убитый человеческий воин.
Озарение, которое пробудило в нем разум пришло яркой вспышкой прямо битве, когда он вдруг понял, что больше ему эта битва не нужна. И в водовороте неясных силуэтов «врагов, которых нужно убить» стали различаться лица людей, живых людей, каким и он был когда-то. Ближе всех остальных проявилось лицо искаженное уже гримасой боли и агонии, голубоглазого русоволосого воина, прохрипевшего « во имя света» и свалившегося на землю, с животом, распоротым крест-накрест.
Битва все еще шла, Плеть погнала людей, обтекая прозревшего немертвого и его жертву с двух сторон, словно течение зловонной реки. А он все стоял и смотрел на свои руки с костяными когтями- пальцами, с ошметками плоти, без единой капли крови и на умирающего у ног голубоглазого воина, которого он убил ради не своей цели.
Люди суматошно и бестолково отступали, но погоня захлебнулась. Озарение, пришедшее к нему первым, набрало, наконец, силу и вошло во многих неживых воинов. Не обращая внимания на то, что творилось вокруг воин плети опустился на колени перед умирающим. Тот еще хрипел, с ненавистью глядя на своего убийцу, но жизнь уже утекала из его тела и когда ушла совсем немертвый вынул из ножен паладина клинок милосердия и вонзил мизерикордию ему в сердце, что бы воин с голубыми глазами не стал таким как… он внезапно вспомнил свое имя.. . Итммар. Не стал таким как Итммар.
Люди всегда так поступали со своими павшими воинами, а те, кого в сердце не поражали – вставали по утру нежитью на стороне Мертвого короля.
Многие из отряда Итммара попытались сунуться к людям, но даже не хочется вспоминать, что из этого вышло. Так что, ушли они к Лордерону, отстроили себе город в его катакомбах и стали нежИть потихоньку. Вот тогда-то он и обнаружил в себе тягу к путешествиям, сидеть в Андере и строить новую нежизнь было тягостно, словно мухе в киселе, вроде и тепло и сытно, да не то. Так и подался в дорогу, где повоевал, где чего спер, где и честно отработал ночлег, Только честно-то получалось редко, люди да эльфы с невживым разговоров долгих не вели, да и те, кто вроде с нежитью договор имели на бумаге не слишком доверяли немертвым, стараясь обходить подальше.
В ту пору Итммар и попался ярморочным. Только его не в клетке показывали, а распялив, как тряпичную куклу на кресте, развлекали почтенную публику метанием ножей. По желанию можно было попросить мастера метнуть ножик в ту или иную часть тела, или, за малую плату, попытать счастья самому. Балаганщик похвалялся, что немертвый до 150 ножей в себе терпеть может и не подохнуть. И не подыхал, к вечеру его отвязывали, затаскивали в подпол, где всю ночь он заживлял и стягивал раны, живя только одной мыслью – сбежать. Однако полностью восстановиться за ночь не получалось и к утру он никакого сопротивления оказать не мог – все повторялось снова и снова. Оставалось – ждать. И подвернулся случай. Как-то раз, с большой прибыли, упились балаганщики и захмелелые поперлись в подпол, проведать »кормильца». Там же, в подполе, подрались, и один другого приложил к стене головой так, что только кровища брызнула. С перепугу убийца из подпола выскочил, двери не заперев. Да с пьяных глаз и со страху споткнулся, саданулся башкой о ступеньку и так в забытьи до утра и провалялся. А поутру, припомнив ночные подвиги, вооружился своими ножами и поплелся вниз. Там долго и тупо смотрел на пустой подпол. Да так ни черта и не понял, было ли ночью что или пригрезилось. Видать что-то было, так как товарищ его больше не объявился, и дверь была нараспашку – нежить сбежала. Тела мертвого напарника нигде не было, видать не до смерти пришиб, очухался за ночь, да и уплелся в обиде куда-то, чай объявится. Однако не объявился.
Чем для Итммара ночь в подвале закончилась, вспоминать было не столько страшно, сколько противно. Скажем так - балаганщик на вкус был жилист, да еще и вонюч, от чрезмерного пития да нехороших болезней, однако на восстановление от ран и истощения сгодился. А кости Итммар прикопал там же в подполе.
***
В точку. Сволочи поймали немертвую, издевались над нею и показывали ее за деньги толпе. Просто так Иттмар это оставить не мог. Черт с ним, с заказом. Выждав сколько можно, пока интерес толпы поутих и зевак привлек канатоходец, он прошмыгнул в шатер, где балаганщик уже начал пересчитывать выручку. Оторвавшись от своих несметных сокровищ, он вначале с удивлением, а потом и с ужасом уставился на Иттмара, прикрывая медяки рукой. Совсем было собрался заорать, но набранный в грудь воздух со свистом вышел уже через разрезанное горло. Тело глухо стукнулось об пол. Итммар нагнулся, привлеченный блеском серебряного медальона, выскользнувшего из-под рубашки, и сорвал его с мертвого, пригодиться, не мелочь же в мешок ссыпать. Замок на клетке был дрянной, открылся с первой попытки. Немертвая сжалась в комок в дальнем углу и мало что понимала. Почти насильно он влил ей в рот остатки зелья иллюзии и через минуту престарелый маг и пьяный в стельку балаганщик в обнимку вывалились из шатра. Немертвая впала в полуобморочное состояние, и ее приходилось все время придерживать, а идти нужно было быстро, личина мага уже начала колебаться и могла сползти в любую минуту. Через площадь шли медленно, то в ноги кидались здоровенные детины, выпрашивая монетку, то вора за полы маговской мантии хватали какие-то суровые личности и долго что-то предлагали и сулили, кивая в сторону вооруженных групп по три- четыре человека. А стражники уже начали нехорошо приглядываться. Из города почти выбежали, как раз за стеной личина наконец распалась. Немертвая взглянула на Итммара и потеряла сознание окончательно. Он пронес ее на руках сколько мог, подальше от Штормграда, развел костер, нарубил веток и положил на них немертвую. Всю ночь готовился отвечать на вопросы и думал, куда ее теперь отвести.
Она проснулась под утро и не стала задавать никаких вопросов.
- Спасибо тебе..
-Итммар
-Спасибо тебе, Иттмар. Меня зовут Кларисса.
Он протянул ей хлеб и мясо из своих запасов и принялся есть сам, с вопросами не лез, Захочет – сама расскажет. Молчали долго, пока вор при свете костра не попытался открыть медальон. Кларисса резким движением выхватила его и нажала тайную кнопку, щелкнув, медальон открылся. Итммара словно ножом в сердце ударили, с тонкой белой пластины смотрел на него голубоглазый воин, а рядом улыбалась молодая красивая девушка.
-Где взял? - Задыхаясь, спросила Кларисса..
-В кости выиграл, давно еще, не помню у кого,- невесть зачем, повинуясь одному только чутью, соврал Итммар.
- . Видишь – я это с Юривом, когда поженились.- Она грустно покачала головой
-У тебя муж был? – Тупо спросил вор, чтобы сменить тему.
-Был. И дом не бедный был, и муж был, и детей трое было. Ушел муж в поход вернулся с богатой добычей – дубовым гробом. От заразы, что с ним пришла люди стали превращаться в нежить, две мои дочери погибли, я их… своими руками. Чтобы сына сберечь, бросила все, и ушла с ним в Штормград.. Не дошла. Напали на нас разбойники по дороге, убили меня, сын хоть убежать, не знаю что теперь с ним, взрослый уже наверно, а может тоже сгинул, как и я. Говорят, если человек без мира в душе умирает, ему легче нежитью стать, даже и заразы не надо. А я умирала с отчаянием болью и яростью, вот и встала… а может заразилась еще дома.. от дочери. Сначала хотела убить себя, только не смогла, не хватило смелости. Назад вернулась. Из села нашего уже все ушли, люди, кто не помер, разбежались ,а куда нежить делась я и не знаю. Я там осталась, к мужу на могилу пришла – плюнула. Так и жила, днем спала, ночью по округе ходила, черт знает сколько, четырежды осень видела. Потом принесла нелегкая этих. Они меня убивать не стали, а в клетку сунули и за деньги показывали, ну, да ты видел. А медальон этот я сыну на шею повесила, когда в Шторм уходила, украли его, наверно, у сына…
- Оставь себе, раз он твой.
В Громовой Утес, вот куда надо ее отвести. В Андере ей станет только хуже. Наскоро закидав костер землей, Иттмар протянул Клариссе руку, помогая подняться.
-Пошли, путь не близкий